МАНОН ГАРРИГ
Обнаружив тысячи фотографий, писем и записей своей матери, которая покончила с собой, у Моны Ашаш (французско-марокканский кинорежиссёр, актриса и сценарист) появилось интуитивное желание отдать ей дань уважения. В трогательном документальном фильме, созданном при поддержке Шанель, режиссер в образе Марион Котийяр возвращает к жизни Кэрол Ашаш, дочь интеллектуалов, сломленную мужчинами. Лента раскрывает ее жизнь, полную тайн и преследуемую семейными демонами.
Эта роль затронула актрису и нашла в ней глубокий отклик.
На кинофестивале в Каннах Марион Котийар ответила на несколько вопросов журналистов.
Почему вы захотели рассказать эту интимную историю?
Я нашла сценарий прекрасным. Это жест любви дочери к матери, несмотря на бурные и жесткие отношения. Это яркая и глубокая дань уважения женщине, которую никто не видел и не слышал.
Драма началась с ее агрессивных состояний, когда она была еще совсем молода. Она говорила, просила, чтобы ее выслушали и постарались понять, но наталкивалась на отрицание людей, которые, может быть, чувствуя себя соучастниками, не могли ни слушать ее, ни смотреть на ее боль.
Факт создания фильма, передачи этой истории, возможности донести ее слова так, чтобы ее, наконец, услышали, — это то, что я нахожу очень сильным и очень важным.
Было очень важно поделиться словами этой женщины, которую люди не хотели слушать.
Как вы увлеклись этой ролью?
У меня было много материала, ее вещей, фотографий, видео, записей и записок… Сказочный материал, чтобы погрузиться в ее жизнь и попытаться понять достаточно, чтобы суметь воплотить этот образ.
В фильме вы говорите: «Я никогда в жизни не делала ничего такого тяжелого», когда слушаете записи голоса Кэрол. Вымысел или реальность?
Были вещи, которые были записаны на пленку прямо в процессе работы по превращению в мать Моны. Однако в фильм не попали те трудности, с которыми я столкнулась в работе, и в частности технические трудности, потому что в фильме иногда это мой голос, иногда ее, и я придаю содержание ее голосу через этот процесс синхронизации губ. Должна признать, это определенно одна из самых сложных вещей, которые мне приходилось делать в кино. И тот факт, что Мона собиралась выложить на экран эту галеру, с которой я столкнулась, тоже в финале не записали. Но я поняла, что она хотела показать этот процесс воплощения и сложность интерпретации женщины, которой было так трудно жить с близкими. Я должна сказать, что это тревожно, даже дестабилизирующе и неприятно видеть себя в этой ситуации большой трудности, чувствовать себя обескураженной, боясь не добиться успеха и не соответствовать фильму Моны.
В фильме рассказывается о травмах, которые женщины передают, несмотря ни на что, из поколения в поколение. Есть ли у вас ощущение, что вы участвовали в залечивании их ран?
Я думаю, что создание фильма, затрагивающего эту очень важную тему, является частью процесса исцеления, да. Насчет тотального исцеления… я не знаю, потому что у каждого свой путь к исцелению. Особенно важно задавать вопросы, осознавать определенные вещи. Даже если для исцеления от травмы требуется больше, чем фильм, я думаю, что это отличный способ начать этот процесс. Я не знаю, сможем ли мы вылечить мертвых, но в любом случае важно почтить их память и иметь возможность говорить за того, кто так страдал от того, что его не услышали. Это что-то очень сильное и чудесное, что так глубоко меня трогает.
Источник: Vogue
Перевод с французского
Coffee Time journal
Твой журнал на каждый день!
