Минь Чан Хай
В апреле 2023 года вышла книга «Последний сон» культового испанского режиссера Педро Альмодовара. В ней, объединяющей дюжину художественных и научно-популярных текстов, написанных в период с 1960-х годов по сегодняшний день, Педро Альмодовар показывает себя так же, как и в своих фильмах: фрагментарно, загадочно и в то же время глубоко искренне. Он рассказывает о себе с энергией и фантазией, от своего религиозного образования до безумия мадридской ночи, не забывая о своем детстве, проведенном с женщинами своей деревни, и дает важные ключи к своей кинематографической работе.
В августе 2024-го режиссер дал интервью французскому изданию Madame Figaro, выдержки из которого мы и приводим в этой статье.
Мадам Фигаро: Для вас «Последний сон» — дополнение, продолжение или зеркало ваших фильмов?
Педро Альмодовар. – Всего понемногу и сразу. Первый текст « Визит» сорок лет спустя стал фильмом «Плохое воспитание». Второй, «Слишком много жанровых изменений», описывающий отношения режиссера и актера, на мой взгляд, фокусируется на различных аспектах создания фильма. еще один, «Последний сон», записывает в стиле нотариального акта все, что я чувствовал в день смерти матери и в первый день своего одиночества. Эта история занимает центральное место, потому что в центре всего я ставлю свою мать: она была источником многих женских персонажей в моих фильмах, этих женщин, чья сила проистекает из их огромной способности бороться с невзгодами.
Эти разные тексты также составляют то, что вы называете «фрагментированной автобиографией»?
Каждая из них была написана в разное время моей жизни и так или иначе отражает это. «Визит и жизнь и смерть Мигеля», написанные в конце 1960-х — начале 1970-х годов, явно несут на себе отпечаток образования, полученного мной у священников. Эти сочинения рассказывают, кем я был тогда, и отражают историю моей страны, Испании. Это была закрытая нация, полностью замкнутая в себе из-за диктатуры. Написанный мною в 1978 году рассказ «Исповедь секс-символа» с участием актрисы Пэтти Дифуза напоминает, напротив, расцвет Испании, сумевшей пережить Франко, демократию. Хотя все тексты не являются строго автобиографическими, поскольку я не обязательно рассказываю о событиях, которые произошли со мной, они представляют собой фотографию момента из моей жизни и жизни моей страны.
В прекрасной истории о смерти твоей матери мы обнаруживаем, что именно она научила тебя тому, что жизнь требует вымысла…
Моя мать не говорила мне это такими словами, но это то, что я понял. Мне было 8 лет, мы жили в деревне в Эстремадуре, и наше экономическое положение было тяжелым. Наши соседи были замечательными людьми, во всем остальном неграмотными. Моя мать занялась чтением и написанием писем. Тогда я понял, что она выдумывала кое-что из того, что читала, и что то, что она выдумывала, было гораздо лучше, чем то, что содержалось в реальных посланиях. В то время я был шокирован. Потому что в конечном итоге она солгала соседям… Со временем я понял, что она дала мне огромный жизненный урок, а именно: реальность порою нуждается в вымысле, чтобы быть более пригодной для жизни.
И поэтому вы снимаете фильмы?
Что ж, это действительно была бы веская причина, но точнее было бы сказать, что я снимал фильмы, потому что это было мое призвание. Очень рано я понял, что хочу рассказывать истории с помощью этого средства, и, снимая фильмы, я лишь исполнял детскую мечту.
В то же время я считаю, что художественная литература не может существовать изолированно. В моем доме это всегда смешивается с реальностью. Я не просто снимаю эскапистское кино. Я делаю кино, основанное на реальных эмоциях, на реальных персонажах, но я «каллиграфирую» эту реальность, реконструирую ее так, чтобы она была более удобоваримой, более интересной, более забавной. Так что я не занимаюсь журналистикой, я не просто показываю реальность, потому что говорю при этом так, как я ее воспринимаю. Я не сужу своих героев, а навязываю свою точку зрения: я рисую мир не таким, какой он есть, а таким, каким я его вижу. В моих фильмах 1980-х годов персонажи гораздо свободнее, чем они были тогда в Испании. И сегодня мы понимаем их лучше, потому что Испания очень изменилась. У них свободная, разнообразная сексуальность, которую я наблюдал в маленьком мире, в котором я развивался. Это не означает, что вся Испания имела одинаковую сексуальность. Это скорее реальность, какой бы мне хотелось, чтобы она существовала.
Я рисую мир не таким, какой он есть, а таким, каким я его вижу
В этом сборнике вы упомянули три свои ключевые темы. Можем ли мы сказать, что своими фильмами вы хотели предотвратить религиозное образование, отпраздновать мадридскую ночь и увековечить память о двориках Манчего?
Действительно, и три выбранных вами глагола подходят как нельзя лучше. Мне не повезло. Очевидно, что полученное мной религиозное образование было плохим во всех смыслах этого слова. В академическом плане оно было в лучшем случае посредственным. А что касается формирования детского сознания, то оно тревожило и происхождение многих вещей, о которых я потом рассказывал в своих фильмах. В своих рассказах, будь то «Жанна, дама в безумном лесу», или «Искупление», я искажаю внушенное мне воспитание. Мадридская ночь, очевидно, стала для меня настоящим местом вдохновения, потому что в то время все происходило ночью, на этих дискотеках, на этих очень оживленных улицах, куда выходили люди. А я тогда был молод, каждое утро мог идти прямо с дискотеки на работу – я тогда работал в телекоммуникационной компании. Вся страна тогда открывала для себя эту ночную жизнь, и именно в этом заключалась вся разница между Испанией 1980-х и 1960-х годов. Я черпал из нее персонажей и ситуации: музыка, комиксы, наряды, мода — я бросил в свой котел все, что переживал и видел в то время.
А как насчет патио Манчего?
Они для меня источник огромной ностальгии. Потому что, по сути, именно там я в детстве получил свое первое образование. Настоящее образование мне дали все женщины, бывавшие в этих двориках Манчего. Эти женщины, которые присматривали за мной, пока моя мать работала, окружали меня первые десять лет моей жизни. Это то, что я показываю в фильме «Волвер», где не появляется ребенок, но где материал фильма составляют мои детские воспоминания. Все эти женщины, которые вязали крючком, пели, критиковали друг друга, распространяли деревенские сплетни, говорили о беременных женщинах и прятались в своих домах, а также нашептывали страшные истории… вот где я услышал все эти истории. Они не были отражением реальности, я слышал их своими детскими ушами. И именно по этой причине они составили для меня источник художественной литературы…
Вы упомянули рассказ «Слишком много жанровых изменений». Не является ли это также своего рода манифестом, претендующим на эстетику смешения, скрещивания и заимствования?
Да, я полностью с вами согласен. Я считаю, что мы все представляем собой смесь всего, что переживаем, всего, что читаем, всего, что видим в кино, в наших дискуссиях, того, что происходит вокруг нас на улице. В этой истории я объясняю, как я нахожу вдохновение. Я нахожу себя не столько в образе рассказчика, режиссера, сколько в образе актера. То есть тот, кто заимствует у всего, что его окружает, делает это своим и использует без малейшего предубеждения или угрызений совести. Мои фильмы являются продуктом всех этих смесей, тем более что в 1980-е годы, когда я начал снимать фильмы, эклектика была действительно в порядке вещей. В моих фильмах смешиваются жанры, как смешиваются расы, как смешиваются люди. Я всегда творил путем сведения, хотя некоторым критикам потребовалось время, чтобы это понять. Этот текст не является манифестом как таковым, но в принципе я с вами согласен:
Если мне что-то нравится, я просто делаю это самостоятельно и смешиваю
«Я всегда мечтал написать плохой роман», — говорили вы. Почему бы не сделать это?
Я начал писать в 10 лет. И в то время я, конечно, хотел быть режиссером, но я также хотел быть писателем. А потом, со временем, мало-помалу я понял, что у меня больше таланта писать сценарии, чем романы. Хотя со временем я пытался и снова пытался написать роман. И в этой истории, которая больше похожа на эссе, я призываю себя сделать это, зная, что, поскольку у меня уже давно есть профессия романиста и годы научили меня, что я не могу написать хороший роман, Я собираюсь ограничить свои амбиции написанием плохого романа, потому что я действительно хочу прожить этот опыт. Для меня это эссе — упражнение в смирении. Я знаю, что у меня нет таланта написать хороший роман, но я так люблю литературу, что все равно хочу провести этот эксперимент и довести его до конца, даже если результат не будет хорошим.
Почему вы выделили в своей коллекции отрывок из «Волшебника» Колма Тойбина?
Колм Тойбин — мой друг, и рассматриваемый отрывок возвращает нас к той связи между вымыслом и реальностью, о которой мы говорили в начале интервью. Колм Тойбин написал две великие биографии: «Волшебник» Томаса Манна и «Мастер» Генри Джеймса. Но эти две биографии являются вымышленными биографиями, в которых мы понимаем гораздо больше об этих писателях именно потому, что они вымышлены. Мы гораздо больше понимаем о времени, в котором жили эти два автора, о том, как они вели себя, кем они были. Я читал «Волшебника», когда работал над «Последним сном», и там рассказывается о тайных желаниях Томаса Манна. Он сказал, что очень рад полученному им огромному общественному признанию – в то время он добился огромного успеха, когда он куда-то приезжал, его встречали как рок-звезду. Но у него была слабость к молодым людям, о которой он не мог говорить. И только письмом он умел вызвать в жизнь все, что оставалось тайным. Эти истории, которые я публикую, также включают в себя некоторые тайные аспекты моей жизни. Не так сильно, возможно, как Томас Манн, но все же. Надо сказать, что я писал их не для того, чтобы их опубликовали. Некоторые датируются временами двадцать, тридцать, сорок лет назад, и только спустя все эти десятилетия они наконец видят свет. Через них я рассказываю о себе то, о чем обычно не говорю. И вот о них я сегодня говорю в интервью!
Источник: Madame Figaro
Перевод с французского
Вам может также быть интересно:
АВСТРАЛИЙСКИЙ ЧАСОВЩИК-САМОУЧКА СОЗДАЕТ ЧАСЫ ЗА 50 000 ДОЛЛАРОВ
Софи Марсо: «Хочу быть свободной и легкой»
Генри Уинклер: «это было похоже на сладкое искупление»
Coffee Time journal
Твой журнал на каждый день!
